Растаял в далеком тумане Рыбачий,
Родимая наша земля!
Родимая наша земля!
ЗАЩИТНИКИ ЛЕГЕНДАРОНОГО ПОЛУОСТРОВА РЫБАЧИЙ
По-разному будут отмечать люди предстоящую годовщину Великой Победы. Но все, кто бы они, ни были, преклонят головы в память о тех, кто сохранил Отчизну. Дал возможность им созидать, любить и быть любимым. Растить и воспитывать детей, внуков, восстанавливать все, что было разрушено незваными пришельцами. Залечивать раны, как физические, так и душевные, врезавшие как в опаленную солдатскую память, так как и в тех семьях, где не дождались родных и близких с полей Великой битвы.Помнится, мой отец, когда ему уже перевалило за девяносто лет, с каким-то особым, ностальгическим чувством рассказывал мне о своем детстве. А оно у него начиналось в позапрошлом веке. Он помнил многое до мельчайших подробностей. Рассказывая о нем, он как бы уходил в него целиком. Вспоминал друзей и товарищей, которых уже давно нет, но которых он хранит в своей памяти. Недаром говорится в народе, что человек жив до тех пор, пока его помнят, и это неоспоримая истина. И, как говорил мне отец: чем дальше ты уходишь от детства, тем ближе и дороже оно тебе становится. Яркими вспышками-сполохами высвечивает в памяти, казалось бы, напрочь забытые события. Но для осмысления этого нужны годы и годы.
Военное и послевоенное детство.
«Голоштанное» детство уфимской детворы военных и послевоенных лет было трудным. Хлебные карточки, введенные во время войны, в пятидесятые годы были отменены, и сразу появились огромные хлебные очереди. Сейчас, глядя на людей, беспечно гуляющих по улице Ленина, вдоль Торговых рядов, невольно вспоминаешь другое. Нескончаемо длинную, почти не движущуюся массу людей стоящих и сидящих бок о бок в любую непогоду. Зимой, летом и осенью с единственным желанием и целью – через 6 часов стояния получить в руки вожделенную буханку хлеба.
Здесь, на первом этаже здания, на углу улиц Ленина и Октябрьской революции, находился ряд магазинов, но главным из них был хлебный.
В те, послевоенные годы хлебных магазинов в городе было немного. Среди них выделялся именно этот, называемый горожанами магазином «у трамвайного кольца». Чтобы купить в нем буханку хлеба, приходилось занимать очередь с двух-трех часов ночи. Занимали ее дворами, устанавливая для этого очередность квартир. Люди в них стояли, тесно прижавшись, друг к другу. Нередко в очередях возникали ссоры, обычно связанные с пришедшими в очередь соседями, для которых заранее уже было «забронировано» место. Всякое случалось в этих, нескончаемо длинных очередях. Так как большинство родителей работали, то в них часто стояли старики и дети. Именно на их плечи ложилась обязанность обеспеченности семьи хлебом.
В связи с воспоминаниями о хлебе невольно возникают в памяти изможденные лица пленных немцев. Они что-то строили вдоль забора стадиона «Динамо», выходившего на улицу Тукаева, в сторону нынешнего Дома Правительства. Здесь, неподалеку, на углу улиц К.Маркса и Тукаева, находился в войну небольшой хлебный магазин, в котором по карточкам выдавали хлеб. Ходил за ним и я.
Те, пленные немцы, от улицы были отгорожены забором из колючей проволоки. Одеты они были в рваные шинели: точно, как показывают в кинофильмах. Некоторые из нас, проходя мимо них, отламывали кусочки хлеба и давали в их протянутые из-за проволочной ограды руки. Пленные улыбались и благодарно кивали головой.
Представьте себе далекий послевоенный первый класс. В нем сразу сидело около сорока плохо одетых и разновозрастных детей. Одни семилетки, а рядом с ними сидят «дылды» - дети, почти вдвое старше. Из-за отсутствия нормальной обуви многие из них ждали наступления теплого времени года и ходили в школу босиком. Этому никто не удивлялся, да и по городским улицам летом мальчишки предпочитали ходить босиком. На это никто не обращал внимания.
В классе сразу было видно, вернулся отец с фронта или нет. Узнавали это по одежде и головным уборам. Если пацан подметал полами шинели пол класса и натягивал на уши пилотку – это был представитель сухопутных войск. Особо отличались те мальчишки, кто приходил в школу в летном или танкистском шлеме. Были такие как я, кто приходил в школу в морском бушлате свисавшим до пяток. На стриженой наголо голове красовалась бескозырка, сдвинутая набекрень, гордо увенчанная лентой с названием флота, а порою и корабля. Каждый из нас с кулаками отстаивал значимость рода войск и подвиги своих отцов.
Тетрадей для письма в войну и после войны почти ни у кого не было. Их изготовляли дома самостоятельно, из чего придется: из рыхлой с занозами оберточной бумаги, разлинованной простым карандашом. В ее «пухлую» середину вкладывали «промокашку» - гофрированную, разного цвета туалетную бумагу. Некоторые свои тетради делали, используя чистые страницы обложек старых журналов, книг и даже широких полос газет.
Писали все перьевыми ручками, обмакивая перо в «чернилки - непроливашки». Но это только, кажется, что они были «непроливашками». На самом деле они, имевшие сверху воронкообразное углубление, лишь сдерживали чернила, непременно пачкающие руки. Носили чернильницы в тряпочных мешочках: кто в руках, а кто в портфеле. В некоторых классах, чтобы не носить их каждый день домой, имелись неглубокие ящики, стоящие на подоконнике окон. Перед уроками «чернилки» раздавались дежурными учениками. Чернила для письма продавались в стеклянных завинчивающихся пузырьках, но часто ученики их изготовляли самостоятельно. Для этого использовались толченые стержни химических карандашей. Наиболее «продвинутые» ребята использовали старый прадедовский способ: изготовляли черные чернила из галлов – небольших шарообразных наростов образованных на листьях дуба: как делали это в далекие пушкинские времена. Делали чернила и из золы, но они быстро выцветали. Просто не верится, как при таких условиях учебы, когда и учебников не хватало, а в выпускных классах один учебник приходился на 5-6 человек, учителя умудрялись давать ученикам хорошие, прочные знания.
«Голоштанное» детство уфимской детворы военных и послевоенных лет было трудным. Хлебные карточки, введенные во время войны, в пятидесятые годы были отменены, и сразу появились огромные хлебные очереди. Сейчас, глядя на людей, беспечно гуляющих по улице Ленина, вдоль Торговых рядов, невольно вспоминаешь другое. Нескончаемо длинную, почти не движущуюся массу людей стоящих и сидящих бок о бок в любую непогоду. Зимой, летом и осенью с единственным желанием и целью – через 6 часов стояния получить в руки вожделенную буханку хлеба.
Здесь, на первом этаже здания, на углу улиц Ленина и Октябрьской революции, находился ряд магазинов, но главным из них был хлебный.
В те, послевоенные годы хлебных магазинов в городе было немного. Среди них выделялся именно этот, называемый горожанами магазином «у трамвайного кольца». Чтобы купить в нем буханку хлеба, приходилось занимать очередь с двух-трех часов ночи. Занимали ее дворами, устанавливая для этого очередность квартир. Люди в них стояли, тесно прижавшись, друг к другу. Нередко в очередях возникали ссоры, обычно связанные с пришедшими в очередь соседями, для которых заранее уже было «забронировано» место. Всякое случалось в этих, нескончаемо длинных очередях. Так как большинство родителей работали, то в них часто стояли старики и дети. Именно на их плечи ложилась обязанность обеспеченности семьи хлебом.
В связи с воспоминаниями о хлебе невольно возникают в памяти изможденные лица пленных немцев. Они что-то строили вдоль забора стадиона «Динамо», выходившего на улицу Тукаева, в сторону нынешнего Дома Правительства. Здесь, неподалеку, на углу улиц К.Маркса и Тукаева, находился в войну небольшой хлебный магазин, в котором по карточкам выдавали хлеб. Ходил за ним и я.
Те, пленные немцы, от улицы были отгорожены забором из колючей проволоки. Одеты они были в рваные шинели: точно, как показывают в кинофильмах. Некоторые из нас, проходя мимо них, отламывали кусочки хлеба и давали в их протянутые из-за проволочной ограды руки. Пленные улыбались и благодарно кивали головой.
Представьте себе далекий послевоенный первый класс. В нем сразу сидело около сорока плохо одетых и разновозрастных детей. Одни семилетки, а рядом с ними сидят «дылды» - дети, почти вдвое старше. Из-за отсутствия нормальной обуви многие из них ждали наступления теплого времени года и ходили в школу босиком. Этому никто не удивлялся, да и по городским улицам летом мальчишки предпочитали ходить босиком. На это никто не обращал внимания.
В классе сразу было видно, вернулся отец с фронта или нет. Узнавали это по одежде и головным уборам. Если пацан подметал полами шинели пол класса и натягивал на уши пилотку – это был представитель сухопутных войск. Особо отличались те мальчишки, кто приходил в школу в летном или танкистском шлеме. Были такие как я, кто приходил в школу в морском бушлате свисавшим до пяток. На стриженой наголо голове красовалась бескозырка, сдвинутая набекрень, гордо увенчанная лентой с названием флота, а порою и корабля. Каждый из нас с кулаками отстаивал значимость рода войск и подвиги своих отцов.
Тетрадей для письма в войну и после войны почти ни у кого не было. Их изготовляли дома самостоятельно, из чего придется: из рыхлой с занозами оберточной бумаги, разлинованной простым карандашом. В ее «пухлую» середину вкладывали «промокашку» - гофрированную, разного цвета туалетную бумагу. Некоторые свои тетради делали, используя чистые страницы обложек старых журналов, книг и даже широких полос газет.
Писали все перьевыми ручками, обмакивая перо в «чернилки - непроливашки». Но это только, кажется, что они были «непроливашками». На самом деле они, имевшие сверху воронкообразное углубление, лишь сдерживали чернила, непременно пачкающие руки. Носили чернильницы в тряпочных мешочках: кто в руках, а кто в портфеле. В некоторых классах, чтобы не носить их каждый день домой, имелись неглубокие ящики, стоящие на подоконнике окон. Перед уроками «чернилки» раздавались дежурными учениками. Чернила для письма продавались в стеклянных завинчивающихся пузырьках, но часто ученики их изготовляли самостоятельно. Для этого использовались толченые стержни химических карандашей. Наиболее «продвинутые» ребята использовали старый прадедовский способ: изготовляли черные чернила из галлов – небольших шарообразных наростов образованных на листьях дуба: как делали это в далекие пушкинские времена. Делали чернила и из золы, но они быстро выцветали. Просто не верится, как при таких условиях учебы, когда и учебников не хватало, а в выпускных классах один учебник приходился на 5-6 человек, учителя умудрялись давать ученикам хорошие, прочные знания.
Фронтовые весточки.
Время шло. Приближался День Победы. Весточки с фронта нам, жителям Архиерейки, приносила почтальон Галия-апа. Небольшого роста, зимой, одетая в повидавшую беды телогрейку, с наброшенной поверх нее дыроватой пуховой шалью. На ногах валенки от непогоды защищенные большими несуразными галошами склеенными из старых автомобильных камер – память об ушедшим на фронт муже. Она всегда была желанной гостьей любой семьи. Мягкая в общении, с добрыми, застенчивыми глазами, спрятанными в надвинутую на лоб шаль, она тихо, как бы стесняясь, входила в тот дом, которому предназначался треугольник-весточка, письмо с фронта.
Через ее худенькое плечо и спину, на широком ремне была перекинута большая брезентовая почтовая сумка, в ней лежали газеты, и находились заветные весточки: солдатские письма-треугольники. Галия-апа каким-то неведомым, женским чутьем солдатки всегда чуяла его содержимое – беду или радость. Если была радость, она наготове держала письмо в руке. Если же чувствовала беду, а это, как правило, было официальное письмо с военным штемпелем, то ее выдавала походка: шаркающая, еле передвигающая ноги. И тогда за ее склоненной головой уже было не разглядеть столь привычных добрых сочувствующих глаз. На этот раз Галия-апа не шла, а просто летела к нам. Поправляя одной рукой на ходу, постоянно съезжающую с ее худенького плеча сумку, в другой, вытянутой далеко вперед она держала узкую и длинную бумагу. Это была телеграмма от отца, возвращающегося с фронта.
Усевшись рядышком на крыльцо нашего дома, мать и Галия-апа плакали. Мама от счастья возвращения отца, который побыв всего полгода дома, после возвращения с финской войны, вновь ушел воевать.
Галлия-апа плакала тихонько, уткнувшись в плечо матери, беззвучно что-то шептала, вздрагивая опущенными плечами.
- Может и мне выпадет такое же счастье. Придет домой живым мой Саубан. Ведь его взяли сразу после нашей свадьбы. Лишь неделю продолжалось наше счастье, говорила она, вытирая ладошкой, лицо мокрое от слез.
- Придет, придет – успокаивала ее мать, притягивая ее к себе.
Мы с сестрой радовались по-своему. Она, старше меня на семь лет, помнила отца. Что-то вспоминала, радовалась и смеялась. Я же помнил отца смутно. Эпизодически. Помнил, как он на прощанье подкинул меня вверх, поймал, поцеловал и по-мужски наказал: ты теперь остаешься за меня!
И вот, бог милостив. Мы получили телеграмму. В ней сказано, что он из Москвы едет в Уфу на каком-то проходящем поезде. Возвращается живой и невредимый. Встречать его на железнодорожный вокзал мы всей семьей ходили несколько раз, но поезд все опаздывал и опаздывал. Не дождавшись, мы вернулись домой. Шел конец октября 1944 года. Мать к встрече с отцом испекла пироги, любимые его шанежки с картошкой. На столе пел самовар, с заварным чайником на верхней конфорке. Уже сгустились сумерки. Вот-вот наступит ночь, а отца все нет. Кухонное окно было низким и упиралось практически в завалинку дома. Сидя за столом, мы решили, что отец приедет завтра. К тому же трамвай с железнодорожного вокзала вскоре ходить не будет.
Вдруг перед нами в свете окна, пронзившем вечернюю темень, мы увидели наклонившегося мужчину одетого в морской бушлат, тельняшку, бескозырку на голове и вещмешком в руках: это был отец.О хлынувшей на нас радости долгожданной встречи можно говорить бесконечно. Он всех обнял, поцеловал, а меня поднял на руки.
- Ну как, охранял наших женщин в мое отсутствие? Глядя мне в глаза, спросил отец. Я прижался к его небритой щеке и молчал.
Сейчас будучи взрослым, я понимаю, насколько запали мне в душу рассказы отца о войне. Более того, я пользуюсь ими на своих уроках. Вижу, ребячьи глаза, сопереживающие далекие события войны. Вот что рассказал мне отец о боях за каждую пядь земли, которая была полита кровью его друзей.
Легендарный не потопляемый гранитный линкор
На Рыбачий он попал после того, как был выполнен приказ командования о самоличном затоплении кораблей Балтийского флота в пучине морского фарватера. Моряки плакали, открывая кингстоны на дне своих судов. Отец, как и в финскую войну, служил мотористом на торпедном катере. Было жаль без боя лишаться боевого корабля. Но приказ есть приказ. Теперь за счет потопленных кораблей, фашисты были лишены возможности, близко подойди к Ленинграду. Команды матросов всех больших и малых кораблей погрузили в вагоны и доставили на Кольский полуостров, а затем в «горячую точку» - полуостров Рыбачий. Так были сформированы отряды морской пехоты, которых фашисты боялись и при удобном для них случае брали на мушку. Отец стал служить в 12 морской Печенгской краснознаменной бригаде морской пехоты. Как-то вечером в его землянку заглянул матрос. – Говорят здесь, кто-то из Башкирии живет? Протиснувшись в узкую дверь землянки, произнес он.
- Федя, Майоров, ты? Вот встреча! Обнял вошедшего матроса отец. Оказалось, это близкий родственник – муж родной сестры моей матери. Он только что прибыл сюда с пополнением с Большой земли и слышал, что среди моряков немало с Урала и Башкирии. Вот и зашел на огонек.
Не потопляемым гранитным линкором, именно так называют полуостров Рыбачий все моряки-североморцы. 1200 дней и ночей стояла насмерть морская пехота, вгрызаясь в каменную твердь полуострова с горой «Муста-Тунтури. До фашистов было рукой подать – семь минут лету. Море у побережья полуострова благодаря теплому Нордкапскому течению не замерзает. С материковой частью он соединяется узкой полоской суши, которая идет от него к рядом находящемуся полуострову Средний. Слава богу, пресной воды на полуострове было вдосталь. Но до нее с котелком иль ведром в руках следовало доползти, укрываясь от пуль за огромным замшелыми камнями. С питанием было туго. И тут на выручку пришло его знание рыбацкого дела. Из остатков веревок он вытягивал нити. Затем, поднимал вверх штанину и на голой ноге скручивал нити, изготовляя из них длинную леску. Потом этой рыбацкой хитрости отец научил и меня. Рыболовные крючки делал из гвоздей, затачивая их о камни. Рыбы в море было много. Но к нему надо было незаметно по-пластунски добраться, а затем как из пращи запустить в море рыбацкую закидушку. Клева ждать долго не приходилось. Камбала и треска брали сразу. Долгожданную уху или закопченную рыбу ели под грохот снарядов и свист пуль. Удивительно, говорил отец, что людей, умеющих рыбачить среди моряков, было мало. Поэтому спасительный «рыбацкий челнок» с риском быть подстреленным немцами, доставался ему. Издревле в прибрежных водах полуострова саамы и поморы ловили рыбу. С XVI века уже упоминается и его название: Рыбачий. Полуостров Рыбачий – это самая северная точка на Европейской части материка. Расположен в 150 км от незамерзающего порта Мурманск и в 350 км от Северного Полярного круга. Немцы не давали покоя. В полярный день, который длится 59 суток они, занимая позиции на верху горы Муста-Тунтури, вели огонь по всему, что движется внизу. Укрепили свои позиции дотами. Скальные кручи, обрывающиеся в Баренцево море, казались немцам неприступными – но не для морских пехотинцев. По ним не только вели штурм неприступных скал моряки-десантники, но и затаскивали орудия.
Все 42 суток Полярной ночи нельзя было называть ночью – в воздухе постоянно висели осветительные ракеты. Полярные сияния, красотой которых следовало бы радоваться, добавляли немцам дополнительное освещение наших позиций.
Потери наших моряков были большие. Доставали и снайперы и егеря с огнеметами, которые моряки называли керогазами. Но, ни на шаг немцы не могли продвинуться в нашу сторону. Все стояли насмерть. Как оказалось потери моряков – защитников Заполярья были огромные. Судите сами. В боях погибло 73 8887, 9365 человек пропало без вести и, что еще страшней: 1917 моряков не отступили, а замерзли на своем «солдатском посту».
- Федя, Майоров, ты? Вот встреча! Обнял вошедшего матроса отец. Оказалось, это близкий родственник – муж родной сестры моей матери. Он только что прибыл сюда с пополнением с Большой земли и слышал, что среди моряков немало с Урала и Башкирии. Вот и зашел на огонек.
Не потопляемым гранитным линкором, именно так называют полуостров Рыбачий все моряки-североморцы. 1200 дней и ночей стояла насмерть морская пехота, вгрызаясь в каменную твердь полуострова с горой «Муста-Тунтури. До фашистов было рукой подать – семь минут лету. Море у побережья полуострова благодаря теплому Нордкапскому течению не замерзает. С материковой частью он соединяется узкой полоской суши, которая идет от него к рядом находящемуся полуострову Средний. Слава богу, пресной воды на полуострове было вдосталь. Но до нее с котелком иль ведром в руках следовало доползти, укрываясь от пуль за огромным замшелыми камнями. С питанием было туго. И тут на выручку пришло его знание рыбацкого дела. Из остатков веревок он вытягивал нити. Затем, поднимал вверх штанину и на голой ноге скручивал нити, изготовляя из них длинную леску. Потом этой рыбацкой хитрости отец научил и меня. Рыболовные крючки делал из гвоздей, затачивая их о камни. Рыбы в море было много. Но к нему надо было незаметно по-пластунски добраться, а затем как из пращи запустить в море рыбацкую закидушку. Клева ждать долго не приходилось. Камбала и треска брали сразу. Долгожданную уху или закопченную рыбу ели под грохот снарядов и свист пуль. Удивительно, говорил отец, что людей, умеющих рыбачить среди моряков, было мало. Поэтому спасительный «рыбацкий челнок» с риском быть подстреленным немцами, доставался ему. Издревле в прибрежных водах полуострова саамы и поморы ловили рыбу. С XVI века уже упоминается и его название: Рыбачий. Полуостров Рыбачий – это самая северная точка на Европейской части материка. Расположен в 150 км от незамерзающего порта Мурманск и в 350 км от Северного Полярного круга. Немцы не давали покоя. В полярный день, который длится 59 суток они, занимая позиции на верху горы Муста-Тунтури, вели огонь по всему, что движется внизу. Укрепили свои позиции дотами. Скальные кручи, обрывающиеся в Баренцево море, казались немцам неприступными – но не для морских пехотинцев. По ним не только вели штурм неприступных скал моряки-десантники, но и затаскивали орудия.
Все 42 суток Полярной ночи нельзя было называть ночью – в воздухе постоянно висели осветительные ракеты. Полярные сияния, красотой которых следовало бы радоваться, добавляли немцам дополнительное освещение наших позиций.
Потери наших моряков были большие. Доставали и снайперы и егеря с огнеметами, которые моряки называли керогазами. Но, ни на шаг немцы не могли продвинуться в нашу сторону. Все стояли насмерть. Как оказалось потери моряков – защитников Заполярья были огромные. Судите сами. В боях погибло 73 8887, 9365 человек пропало без вести и, что еще страшней: 1917 моряков не отступили, а замерзли на своем «солдатском посту».
Однажды командир 12 морской бригады генерал-майор Рассохин Василий Васильевич дал приказ: построить всю бригаду в две шеренги. Огромная лента черных бушлатов с автоматами наперевес, встала фронтом перед ним.
- Моряки, - обратился он к застывшему строю, прежде чем принять мое предложение хорошенько подумайте. Мне надо из вас отобрать диверсионную группу, которая будет заброшена в тыл немцев. Ее задача – как можно больший нанести им урон: подорвать склады с боеприпасами, вывести из строя аэродромы и навести столько шума, чтобы фашисты нас запомнили. Задание сложное, но выполнить его смогут те матросы, кто понимает, что они погибнут, спасая нас, нашу Родину и свои семьи на большой земле.
- Прошу, кто согласен выполнить поставленные задачи, сделайте шаг вперед. Вся черная лента бушлатов шагнула в сторону командира бригады.
Чтобы не оставлять сиротами детей, не добавлять горя родителям и близким командир бригады подходил к каждому моряку и интересовался его семейным положением, есть ли отец с матерью, братья и сестры. Пройдя весь строй, он отобрал тех моряков, у которых дома не осталось никаких родственников. Этих героев набралось около 50 человек. Их стали готовить по особой программе. Вскоре о их действиях в тылу врага почувствовали и мы: стали реже нас бомбить, а мощные взрывы уничтоженных складов с боеприпасами даже были слышны здесь, на Муста-Тунтури.
Но не все десантники погибли. Двое израненных моряков смогли спуститься по отвесным скалам к морю. Там, используя бревна, прибитые к берегу, они соорудили себе подобие плота и приливным течением их вынесло в открытое море. На счастье их подобрали наши моряки, сопровождавшие конвой грузов, поставляемые по морю из Англии в Мурманск.
Карельский фронт был самым протяженным среди всех фронтов во время Великой Отечественной войны. В течение двух с половиной лет он простирался по суше от северной оконечности полуострова Рыбачий до истоков реки Свирь длиною около 1500 км.
- Моряки, - обратился он к застывшему строю, прежде чем принять мое предложение хорошенько подумайте. Мне надо из вас отобрать диверсионную группу, которая будет заброшена в тыл немцев. Ее задача – как можно больший нанести им урон: подорвать склады с боеприпасами, вывести из строя аэродромы и навести столько шума, чтобы фашисты нас запомнили. Задание сложное, но выполнить его смогут те матросы, кто понимает, что они погибнут, спасая нас, нашу Родину и свои семьи на большой земле.
- Прошу, кто согласен выполнить поставленные задачи, сделайте шаг вперед. Вся черная лента бушлатов шагнула в сторону командира бригады.
Чтобы не оставлять сиротами детей, не добавлять горя родителям и близким командир бригады подходил к каждому моряку и интересовался его семейным положением, есть ли отец с матерью, братья и сестры. Пройдя весь строй, он отобрал тех моряков, у которых дома не осталось никаких родственников. Этих героев набралось около 50 человек. Их стали готовить по особой программе. Вскоре о их действиях в тылу врага почувствовали и мы: стали реже нас бомбить, а мощные взрывы уничтоженных складов с боеприпасами даже были слышны здесь, на Муста-Тунтури.
Но не все десантники погибли. Двое израненных моряков смогли спуститься по отвесным скалам к морю. Там, используя бревна, прибитые к берегу, они соорудили себе подобие плота и приливным течением их вынесло в открытое море. На счастье их подобрали наши моряки, сопровождавшие конвой грузов, поставляемые по морю из Англии в Мурманск.
Карельский фронт был самым протяженным среди всех фронтов во время Великой Отечественной войны. В течение двух с половиной лет он простирался по суше от северной оконечности полуострова Рыбачий до истоков реки Свирь длиною около 1500 км.
В марте 1961 года я со своими товарищами туристами прошел около 200 км вдоль бывший линии Карельского фронта. На маршруте с нами случился казус. Маршрут был довольно сложный, и нам пришлось несколько ночей спать в снегу, в тайге под открытым небом. Мы знали, что вскоре должны были выйти к озеру Мяндусельга, на берегу которого находится одноименная деревня. Здесь нами намечалась дневка. Вышли на озеро, а деревни нет – одни лишь печные трубы сгоревших в войну домов, говорили о ее присутствии. Пришлось вновь валить пихты, расчищать снег, укладывать на него лапник, оборудовать снежный заслон от ветра, и проводить другую, привычную для нас работу.
На следующее утро мы почуяли запах дыма, который шел вдоль озера. Пошли, тропя лыжню и проклиная немцев, уничтоживших эту деревню. Какое же было наше удивление, когда за мысом озера, далеко вклинившимся в него, мы увидели вновь отстроенную деревню. До нее от нашей холодной ночевки было не более полутора километров.
На следующее утро мы почуяли запах дыма, который шел вдоль озера. Пошли, тропя лыжню и проклиная немцев, уничтоживших эту деревню. Какое же было наше удивление, когда за мысом озера, далеко вклинившимся в него, мы увидели вновь отстроенную деревню. До нее от нашей холодной ночевки было не более полутора километров.
Прошли годы. Я сижу с Русланом Зариповым и его помощником Шамилем Яубасаровым – молодыми людьми, по собственной инициативе, создавших Региональную общественную организацию с емким, запоминающимся названием «Я ПАТРИОТ».
Пожалуй, более всеобъемлющего названия, включающего в себя самые разносторонние направления поисковой и краеведческой работы, придумать трудно. Одним из главных направлений деятельности этой организации является военно-патриотическое, духовное и нравственное воспитание молодежи.
Мое предложение об увековечении памяти солдат морской пехоты защитников легендарного полуострова Рыбачий в Заполярье, среди которых было немало жителей нашего города и республики, они не только поддержали, но и приняли активное участие.
Решили, что это наш долг перед всеми защитниками,- как сложившими там головы так и теми, кто вернулся домой, принеся с собой горечь утрат и радость долгожданной Победы. С этой целью намечен автопробег из Уфы на полуостров Рыбачий с возложением к обелиску капсулы с башкирской землей и установки там памятной доски со словами благодарности потомков.
Вадим Марушин.
Учитель географии лицея № 42 г.Уфы.
Заслуженный учитель России, мастер спорта СССР по туризму, заслуженный путешественник России.
Почетный краевед Башкортостатан.
